Между Амуром и Невой - Страница 102


К оглавлению

102

Вечером после похорон Озябликова Лыков и Таубе увлечённо сворачивали целковым головы. Они сидели в «Медведе», в отдельном номере, пили коньяк и хорошо молчали. Говорить не хотелось — было покойно и уютно. Виктор получил полчаса назад от Алексея дневник своего отца. Он был ошеломлён этой неожиданной находкой: начал было листать, потом закашлялся, шмыгнул не по-баронски носом и поторопился спрятать старую тетрадь во внутренний карман мундира. Сказал скупо:

— Я не знал его совсем; он оставил нас, когда мне было два года. От отца не уцелело даже записки — мать всё уничтожила. Я прочту это потом, один…

Снова помолчали, потом вспомнили про вензеля и ещё раз выпили за них. Военный министр Ванновский только что выхлопотал барону звание флигель-адъютана. Это была высокая по нынешним временам награда. Александр Второй успел наплодить 396 «флигелей», чем совершенно обесценил это звание. Нынешний же император жаловал с большим разбором (Таубе оказался всего тринадцатым), и отличие являлось выдающимся, к большому удовольствию Виктора.

Затем поговорили о Буффалёнке и его будущем в России. Таубе неожиданно предложил взять его под свою опеку в военную разведку. Пообтесался заграницей, знает английский, как родной… Готовая легенда для долгосрочной засылки. Барон употребил загадочное слово «нелегал». Лыков не знал, что оно обозначает, но спрашивать постеснялся. Пробурчал только: «пусть чуток подрастёт». Выпили за Буффаленка и снова замолчали.

— Эх, Лёха, остался ты опять без жены, — лениво съязвил, после долгой паузы, новоиспеченный флигель-адъютант. Сыщик ещё за жарким излил ему историю о своей неудавшейся любви к прекрасной чеченке, а тот запомнил.

— Что же делать, ежели всех их вот такие, как вы с Челубеем, разбираете!

— Отговорки, друг мой, отговорки. Лермонтов был очень некрасив: низенький, смуглый, сутулый… неуверенный в себе. А бабы его любили! Не все, правда…

— То Лермонтов. А я Лыков. Ладно, немец-перец-колбаса — выпей лучше с исконно русским человеком!

— А ты знаешь, смерд, что род баронов фон Таубе известен с тринадцатого века? И что бароны мы сразу в трёх ипостасях — римские, шведские и российские. А были ещё и польские…

— Всё равно немец-перец!

— Эх, Лешка — если бы все русские любили Россию так, как люблю её я, фон Таубе, много меньше делалось бы в нашей с тобой стране подлостей и глупостей. Так что, лапоть нижегородский — давай выпьем за Россию!

— За Россию!

Жизнь продолжалась, и служба тоже; враги не переводились, и зло по-прежнему таилось за углом. Обоим им были ещё уготовлены пули, и они об этом знали. И много им предстояло славных и опасных дел, что, в целом, их устраивало — такие были люди…

Глава 38
Смерть Судейкина

Последние два месяца Судейкин много нервничал. Цепь событий, вроде бы не связанных между собой, смущала его. Неожиданно уехал в Лондон Хинтерроу. Правда, в начале декабря появился от британцев новый агент, мистер Мак-Кулох, и всё опять вроде бы наладилось. Но вслед за Хинтерроу пропал верный Збышко-Загура, правая рука, ближайший помощник. Через неделю обнаружился на Горячем поле, под кучей мусора, с проломленным теменем. В сыскном сказали: обычное дело, у нас в столице это запросто; будете по ночам шляться где попало, и вас так же найдут…

Неожиданным и самым страшным ударом стало истребление всей шайки Анисима Лобова. Сведения об этом происшествии тщательно скрывались, но подполковник прорвался-таки к Путилину и тот, плотно закрыв дверь, под большим секретом рассказал:

— Мерзавец этот, Лобов, давно уже был у нас на примете. Вы вот не знаете, а я открою: он являлся «королём» преступного мира Санкт-Петербурга! Ни одно значимое преступление в столице не совершалось без его ведома. Но Лобов решил распространить свою власть и на Москву, и с этой целью послал туда двух опытнейших убийц. Не слышали об этом деле? Вот, а мы всё знаем! В июне в Первопрестольной застрелили средь бела дня московского «короля» по кличке Анчутка. Стрелявшим удалось тогда скрыться, но московские парни обиделись, провели своё расследование и в точности установили. Ну и… той же монетой! Приехали к нам целой командой, рано утром ворвались в дом к Лобову и всех там кончили, включая даже и канарейку. Когда мы подоспели, там уж одни покойники лежали…

— Что, всех прямо так в мёртвую и положили?

— Всю головку. Лобова самого в первую очередь; потом был там у него некий Чулошников, беглый в розыске — и его. Затем еще Пересвета — это кличка такая, лобовский первый телохранитель. Жуткий громила — каторга по нему давно рыдала… Этот пытался защищать хозяина, но и сам погиб, и Лобова не спас. Ну и там по мелочи, вам их и знать-то незачем: Озябликов, бывший офицер; Елтистов, бухгалтер; дворники…

— И что, никого не поймали?

— Да не больно-то и ловили. Тогда как раз приезжал в столицу наследник королевства Швеции и Норвегии — не до мазуриков было. А по правде сказать, так и черт с ними! Чем больше они друг друга перебьют, тем легче нашему брату, полицейскому. А?

— Иван Дмитриевич, мой агент сообщил, что в этом побоище участвовали солдаты. В форме, с ружьями. Как это может быть?

— Какие ещё, батенька, солдаты? Плюньте вашему агенту в глаза. Деньги, стервец, хочет выцыганить. Мой агент, например, тоже донёс, что видел там монахов. Может, Лавру запросить — не вела ли она каких операций? Я своему дураку затрещину дал и выгнал, и сразу все монахи пропали из донесения; и вам то же советую.

После этого разговора Судейкин вернулся к себе подавленный. Кто же теперь на акт пойдет? Что скажет Владимир Александрович?

102