Рыжый варнак подвез их к гостинице с громким названием «Марсель», принял деньги и сразу отправился с ними в соседний кабак, бросив повозку прямо на улице. Какой-то китайчёнок тут же подбежал с ведром воды, напоил лошадей и увёл. В холле гостей встретил хорошо одетый мужчина, седобородый, худощавый, с приветливо-хитрым взглядом и большим красным рубцом, пересекающим лоб и переходящем на щеку.
— Вы от господина Саблина? Ждем, ждем! — приветливо заворковал он с каким-то южным, левантийским акцентом. — Меня зовут Руперт. Прошу вас записаться в книгу постояльцев, заселиться, а потом отобедать. Сегодня у нас седло барашка с марципанами, отварной муксун со спаржей и утка по-руански…
— О! — воскликнули хором Лыков с Челубеем. — Долой мясной порошок!
— …и двадцать три вида алкоголесодержащих напитков, от хинного самогона до «Вдовы Клико».
— О!! — выдохнули лобовцы. — Давайте сюда скорее вашу книгу!
Алексей с любопытством пролистал журнал. Ему попались, и не раз, Свищёв и полковник Потулов; отметились вице-губернатор Забайкальской области и помощник прокурора из Николаевска-на-Амуре. Раз в месяц, судя по записям, приезжал генерал-адъютант князь Витгенштейн, родственник государя. Фигурировали также американский сенатор, егермейстер венгерского королевского двора и министр правительства Сиама. Лыков с Недашевским вписали рядом свои настоящие фамилии (а у них было при себе на двоих семь паспортов), и пошли истреблять утку по-руански. Запивали её настоящим анизетом и от удовольствия осоловели…
Через час, после изумительного по качеству (и цене!) обеда, они пересекли площадь и вошли в никем не охраняемую резиденцию правительства. Перед входом в здание расположилась высокая деревянная трибуна, по обеим сторонам которой были установлены две чугунные пушки; рядом — врытый столб с колоколом. Алексею с Яковом предстояло познакомиться с президентом вольной республики Имре Фашши. В большом, пыльном, давно не подметаемом строении они долго искали лидера государства. В первых четырёх комнатах никого не было, причём в одной на столе стояли аптекарские весы, а рядом валялось на бумажке около фунта золотого песка. Наконец, услышав, что кто-то долго шляется по резиденции, Фашши сам вышел в коридор и пригласил их в кабинет.
В просторных аппартаментах с тремя большими окнами, выходящими на главную площадь столицы, произошел длинный и любопытный разговор. Или, скорее, монолог. Бывший будапештский адвокат с явной авантюрной жилкой, Фашши оказался красивым мужчиной лет тридцати пяти, живым, остроумным, с внимательными голубыми глазами и небольшой ухоженной бородкой. Говорил он по-русски с сильным акцентом, но стилистически грамотно и весьма бойко, как и полагается присяжному поверенному.
— Нашей республике скоро будет два года. Началось всё в марте 1880, когда несколько маньцзы и беглых лоху укрылись от властей на глухой и отдалённой реке и неожиданно обнаружили здесь золото.
— А много ли, кстати, его здесь? — несколько бестактно перебил президента Челубей.
— Много. Никто не делал научной оценки запасов, но золота полно. Река течет сто миль по дикой местности, населенной только зверями; даже хунхузы обходят эти голодные и опасные края. Сама россыпь — это разведано точно — тянется на тридцать пять верст. В глубине земли находятся жилы, часто в два фута толщиной. Поток размывает их и выносит золотой песок с водой на поверхность, и здесь его легко намывать. Но многие копают шурфы и целые шахты: пойдете гулять — увидите. Это тяжелее и много опаснее, то и дело людей заваливает, зато, уж если нашёл жилу, то хватит до конца жизни. Так вот. Первооткрыватели добыли по тазу этого добра и вернулись на юг, в города. И рассказали там своими длинными китайскими языками, что, где и как. Началась, понятно, «золотая лихорадка», но, в отличие от Калифорнии, никто сюда потока приезжих не организовывал. С юга не пускают манчжуры, с севера караулит Россия. Люди, конечно, прорвались, и даже много людей, но всё же это был ограниченный, сравнительно с Калифорнией, доступ.
Я появился на Желтуге весной 1881 года, когда город уже стоял и в нём проживало около трех тысяч старателей (а сейчас их более десяти). Вы не можете себе представить, что здесь тогда творилось! Каждый копал, где ему вздумается. Люди дрались и убивали друг друга из-за участков (хотя земли было и есть полно), поскольку каждому казалось, что у соседа место лучше. Мало было добыть золото, его ещё требовалось защитить. Все ходили с оружием, и почти каждый день в городе кого-то убивали, а иногда и по нескольку человек зараз. Особенно кровавыми были войны банд: ирландцы против итальянцев, Соломоновы острова против Гаити… Зато когда приходили хунхузы, то брали всё, что хотели, и никто не смел им слова сказать. Богатели лишь те, кто занимался выгонкой спирта — у них не имелось проблем со сбытом. Жить в таких условиях было невыносимо, и некоторые не выдерживали — кончали с собой. На том конце города кладбище, где зарыто более четырехсот человек! Только двое из них умерли своей смертью, от белой горячки… Иногда этот разгул беззакония доставал людей, и тогда они вершили самосуд, кого-то вешали, изгоняли из города, но на другой день всё возобновлялось.
В это ужасное время я начал мыть свое золото и очень быстро понял, что надо менять весь этот уклад. Иначе воспользоваться богатством не придётся! Конечно, так думал не я один: рамки, правила нужны в любом обществе, даже в обществе каторжников и убийц. Все вопросы в Желтуге тогда решались кулаком или пулей. Я привез с собой из Шанхая два револьвера, и они очень мне пригодились. Пришлось кое-кого застрелить — иначе от тебя не отстанут, особенно, если ты удачливый. Я начал присматриваться к людям вокруг, в надежде найти союзников, и довольно быстро такие союзники нашлись.