Между Амуром и Невой - Страница 86

К оглавлению

86

— Да.

— Что «да»?

— Да, я обесчещена. Ты ведь об этом сейчас думаешь?

Лыков только молча опустил голову.

Когда они, уже под вечер, очутились в деревне староверов, Патермуфий даже не удивился, что их вернулось трое. Видимо, он ничему уже не удивлялся. Зато обрадовался Челубей. Как-то необыкновенно быстро он сошёлся с Имадином — разница в возрасте была не велика — и очень естественно и по-дружески, уже через час после знакомства, общался с Хогешат. Лыков ревниво крутился между ними, но придраться было не к чему. Более того, он вынужден был признать, что вся эта юная поросль очень хорошо смотрится вместе, а он, со своим опытом, тянет только на старшего по команде. Эдакий молодящийся дядюшка-брюзга…

В деревне ждал сюрприз и Алексея. Недашевский с загадочным видом завёл в горницу смуглого брюнета с зелёными глазами, кудрявого, с живописной бородой, и спросил:

— Угадай — кто это?

Незнакомец был именно таким, какими Лыков всегда представлял себе итальянцев; посему, не долго думая, он ответил:

— Пьетро Буссиеста.

Челубей захлопал ресницами, обиделся, и чуть не ушёл, расстроенный; зато Буссиеста, бурно жестикулируя, на смеси итальянского с русским охотно рассказал свою историю.

Он так же, как и Алексей с Яковом, попал на дороге в засаду и был тяжело ранен в левое легкое ружейной пулей. Пулю эту, оказавшуюся родиевой, кержаки ему извлекли и подарили; теперь серый с блеском комочек металла итальянец носил на шее рядом с крестом.

Ограбленный, тяжело раненый, но не добитый, Буссиеста очнулся в дорожной канаве ночью. Он оказался живуч, как кошка. Порохом из найденного в кармане единственного патрона Пьетро смог прижечь рану, затамповал ее обрывком рубахи и, опираясь на палку, четыре дня шёл по тайге вдоль шоссе на Нерчинск. Когда почувствовал, что теряет силы, вышел на дорогу и упал там без сознания. По счастью, первым его обнаружил проезжавший мимо Автоном. Кержаки укрыли итальянца в деревне и за несколько месяцев поставили на ноги. Теперь Буссиеста мечтал попасть в родную Ломбардию, но до этого хотел бы поквитаться с владельцем родиевых пуль; под командой Лыкова оказался ещё один активный штык. Получив от Алексея сегодняшнюю трофейную винтовку, Пьетро разразился такими смачными итальянскими ругательствами в адрес Бардадыма, что дедушка Патермуфий, хоть и не знакомый с языком Петрарки, выставил сквернослова вон из горницы с образами.

Глава 30
Конец Юса

Утом следующего дня Алексей сидел на завалинке, строгал какую-то палку и обдумывал план поимки Свищёва. С итальянцем и молодым Алибековым их стало четверо; уже кое-что. Пусть даже охранников окажется с десяток — шансы свалить Бардадыма из засады хорошие. А после этого прочие уцелевшие сами разбегутся…

Раздумья его прервал топот множества копыт со стороны леса. Лыков мигом заскочил в избу, схватил винтовку. Как они его выследили? Прибежали встревоженные Имадин, Пьетро и Челубей; слез с печки патриарх. Все они припали к окошкам и обнаружили, что к ним пожаловали не бандиты, а полицейские. Отряд из десяти стражников во главе с заседателем гарцевал под окнами. Офицер кричал:

— Патермуфий, старый чёрт! Выдай нам немедь Лыкова, иначе заарестую нахрен всю деревню!

— То Васька Судариков, — грустно сказал дедушка, узнав кричащего. — Давно у Бардадыма на содержании; а всё ж он тут власть…

А Судариков входил в раж:

— Подозреваемый Лыков обвиняется в нападении на имение потомственного почётного гражданина Свищёва! У меня ордер на его арест. Мы точно знаем, что этот разбойник скрывается здесь. Немедленно выдайте его, иначе я, данной мне государем императором властью, арестую всё мужское население за укрывательство! Да и ещё столько всего накопаю: дезертирство, неуплату податей, содействие беглым — мало не будет. Слышь ты, аввакумово семя?! А Лыкова вашего будет судить суд…

— Врёт, сволочь! — в сердцах воскликнул Челубей. — Какой у них может быть суд! Ты даже до Нижней Кары не доедешь.

— Мы будем отстреливаться! Их всего десять, и они трусы. Только не верь им, не выходи! — вторил ему Имадин. Буссиеста же без лишних слов решительно снаряжал магазин берданки патронами.

Но Алексей не слушал их, а молча смотрел на Патермуфия. Тот так же молча косился на него выцветшими глазами. Понятно…

— Отставить! — рявкнул Лыков на свою гвардию. — Мы не можем губить приютивших нас людей. Я выхожу. При первом же случае сбегу. Ждать меня здесь три дня; после этого каждый сам за себя.

При общем молчании — только Имадин скрипел зубами и ругался по-чеченски — Алексей вышел к стражникам. Ему скрутили руки сыромятным ремешком, усадили на свободную лошадь, и отряд на рысях быстро ушёл из деревни.

Судариков, дыша перегаром, подъехал сбоку, поглядел на своего грозного пленника и довольно хохотнул. Весь какой-то жалкий, несерьёзный, с реденькими дурацкими усиками, он, видимо, и сам не ожидал, что так легко выполнит опасное поручение Бардадыма. Теперь, расправив щуплые плечи, заседатель гордо летел впереди колонны. Погоди, думал про себя сыщик — когда придет время сказать «Между Амуром и Невой», выкину я тебя со службы с волчьим билетом. Если жив останусь…

Проехав версты четыре так, что связанный Лыков с трудом удерживался в седле, стражники вдруг остановились. Арестованного ссадили; Судариков фамильярдно хлопнул его по плечу (мол, не обижайся, парень), и отряд, перейдя на быстрый намёт, скрылся за поворотом.

Алексей, хорошо понимая, что это означает, лихорадочно попытался развязаться. Но ничего не получалось. Цепи он сбросил бы в момент; но порвать тонкий сыромятный ремешок было невозможно — он впивался в руки. Попробовал зубами, но узел был затянут на совесть. Бежать в лес, пока не поздно? Но уже приближался топот копыт, причём почему-то сразу с двух сторон! Лыков не успел разобраться, почему именно: со стороны деревни показался скачущий во весь опор Челубей. Вот молодец! Алексей протянул ему связанные руки; тот остановил жеребца на полном скаку, ловко спрыгнул, выхватил из сапога нож и одним взмахом разрезал ремень. Только он это проделал, как из-за поворота, со стороны «губернаторского дворца» вылетели двое верховых. Увидели противников, так же резко остановились и спешились. Один был старый знакомый Юс Большой, в своей неизменной канареечной венгерке. Второй — невысокий, кряжистый, с грубым серым лицом, словно выделанным долотом, был, очевидно, Юс Маленький. Вот и встретились!

86