— Сначала оприходуем груз.
— Какой груз?
— Сейчас увидите.
Они вышли на улицу. Там стояла телега с Автономом в качестве возницы. Лыков сдернул рогожу, и обнаружились два больших ящика, обитые жестью, и какой-то станок. Алексей поднял крышки и выяснилось, что оба ящика набиты доверху: один самородками, а другой золотым песком. Отдельно лежал ещё кожаный мешок с золотыми монетами новейшего чекана.
— Монета фальшивая, сделана из украденного на кабинетских приисках золота при помощи вот этого станка, — пояснил сыщик. — Обратите внимание: есть даже обжимный пресс для нанесения надписей и узоров на монетный гурт, что является самым сложным для «блиноделов». Всё конфисковано мною на заимке здешнего купца, а по совместительству предводителя бандитской шайки, известного вам Свищёва.
— Э-э-э… Я слышал, там случилось какое-то несчастье… — промямлил пристав. — Мне донесли непроверенные сведения; я как раз собирался поехать туда лично! Якобы был целый бой, имеются убитые, а сама заимка полностью сгорела. И ещё у дороги, на дереве уже третий день висит некий Обыденнов… Известный здесь головорез, по кличке Юс Маленький, жуткий человек! И никто его не снимает… Проезжают, плюются и едут дальше.
— Бурундуки его снимут, — небрежно бросил Лыков. — Бой действительно был. Пришлось мне поработать за вас, господин пристав. Чем вы объясните, что в вашем участке почти открыто чеканилась монета из ворованного казённого золота? А в составе свиты Барда… Свищёва, ничуть не скрываясь, разъезжали беглые в розыске преступники? Я сегодня утром, когда раскапывал на пожарище потайную комнату со станком, имел возможность осмотреть трупы. И опознал среди них Ивана Гайдамаченко по кличке Рубленный, опаснейшего бандита, убийцу мирового судьи в Белой Церкви. Его фотопортрет имеется в вашем участке! И вы действительно не замечали Гайдамаченко на улицах вашего маленького городка?
Закс-Гладнев покраснел, мгновенно покрылся потом.
— Этот Свищёв, у него тут было столько власти — сам поковник Потулов с ним рука об руку… Мне никто бы не позволил… Я сперва пытался, но… Я… А где, извините, сам Лука Лукич теперь?
— Там, где ему и положено быть. Он оказал мне сопротивление при аресте, и с ним еще десять человек. Вышлите туда отряд, соберите и идентифицируйте трупы.
— Слушаюсь.
— Свищёв с Обыденновым месяц назад лично вырезали всю семью староверов Вальцовых, включая двух малолетних детей. Грабили и убивали проезжих на Нерчинском тракте; мне достоверно известно об убийстве отставного унтер-офицера Карандасова. Неделю назад из Нижней Кары были похищены и насильственно удерживались на заимке брат и сестра Алибековы. В городе террор, пропадают люди, открыто грабится казна. А вы тут чёртиков рисуете… Прикажете упомянуть об этом в рапорте на высочайшее имя?
— Не губите, господин коллежский асессор! Я заслужу ваше расположение! Только приказывайте — всё будет немедленно исполнено. Четырнадцать лет беспорочной службы! Орден Анны третьей степени. Виноват, признаю; семью завёл, захотелось спокойной жизни, а ссориться с Бардадымом не имел, ей-Богу, никакой возможности! Он бы меня просто в пыль растёр — нрава был ужасного, и с такими капиталами…
Лыков слушал молча и глядел сурово. Подумал немного, словно колебался, затем сказал:
— Ладно, разберемся позже. Я решу в отношении вас в зависимости от того, как вы станете выполнять мои распоряжения. А окончательное решение примет государь. Пока же немедленно доставить сюда заседателя Сударикова, состоящего на службе у Свищёва. В предупредительных связках!
— Слушаюсь!
— Далее. Организовать перевозку в Благовещенск важных свидетелей по делу банды Свищёва. Один из них, Яков Недашевский, участвовал вместе со мной в операции по уничтожению банды и был при этом тяжело ранен. Его надо везти особенно осторожно, и не раньше, чем через неделю; пусть рана пока затянется. В Благовещенске поместить на хорошей частной квартире, без малейшей огласки. Наблюдения оставлять не надо: Недашевский — наш секретный агент и сам появится в нужное время. С ним вместе будут уже упомянутые мною брат и сестра Алибековы.
— Слушаюсь!
— Арестовать в Юрдовке Александра Власова по кличке Саша-Бузуй, Ивана Мухина по кличке Юс Большой, и содержателя притона Каховского, по обвинению в похищении Алибековых и убийствах недругов Свищёва.
— Слушаюсь!
— Пока же актируйте золото и станок, соберите трупы на заимке, откройте следственное дело. Я вернусь вечером и всё подпишу. Действуйте, господин войсковой старшина!
Алексей решил пойти к Саблину, сказать, что полиция всё раскрыла и ему надо срочно исчезнуть из города. Не хотел он допрашивать Ивана Богдановича по должности сыскного агента… Свои рапорты потом всегда можно будет написать так, что лишние имена не попадут в полицейские архивы; здесь, в забайкальской глуши, он сам себе начальство и один решает, кто заслуживает наказания, а кто нет.
Алексей взял с собой чистый, но с печатями, паспорт и ассигновку на десять тысяч рублей — лобовские деньги жалеть не приходилось. Свой казакин, изрядно пострадавший от скитаний по тайге и лазанию на пепелище, он отдал в стирку и починку. Не долго думая, накинул бурку Имадина, предварительно выковыряв из нее пригоршню завязших в плотно скатанной шерсти ружейных пуль. В Нижнй Каре проживало намало кавказцев, и этой одеждой тут было никого не удивить.
Лыков подходил уже к домику Саблина, как вдруг тот сам вышел ему навстречу. Увидев гостя, опешил и скрылся обратно в дом. «Уже знает?» — мелькнуло у Алексея в голове, но деваться было уже некуда. Только он взялся за калитку, как Саблин опять появился на крыльце, молча подал знак следовать за ним, и отправился на огород.